Кажется, ему и не надо было ничего говорить. Императрица спокойно произнесла:
— Она просила тебя передать императору, что он бы вернее получил Батиару в качестве свадебного подарка, чем в результате вторжения, и меньше крови пролилось бы с обеих сторон.
В самом деле, так мало смысла сопротивляться, но он все еще не заговорил. Он опустил голову, но перед этим увидел ее внезапную лучезарную улыбку. И услышал, как Валерий воскликнул:
— Будь я проклят! В ту единственную ночь, когда я выиграл пари, она выиграла еще более крупное пари!
Императрица сказала:
— Она действительно хотела, чтобы ты передал это только императору, правда?
Криспин поднял голову и снова ничего не ответил. Он понимал, что может умереть сейчас.
— Конечно, хотела. Что еще ей оставалось делать? — тон Аликсаны был небрежным, лишенным каких-либо эмоций. — Она хотела избежать вторжения любой ценой.
— Она хотела, и я хотел, — в конце концов произнес Криспин так спокойно, как только мог. — Разве не любой мужчина этого захотел бы? И не любая женщина? — Он набрал в грудь воздуха. — Я скажу одну вещь, в которую я сам верю: Батиару можно завоевать, но ее нельзя удержать. Дни одной-единственной Империи, западной или восточной, закончились. Мир не тот, каким был прежде.
— Я тоже так считаю, — заметила Аликсана, снова удивив его.
— А я не считаю, — резко возразил император. — Иначе я не строил бы таких планов. Когда-нибудь я умру и буду лежать в гробнице, и я хочу, чтобы люди говорили о Валерии Втором: за свою жизнь под солнцем Джада он сделал две вещи. Принес мир и процветание враждующим религиям и святилищам бога и вернул Родиасу статус Империи и былую славу. Если это сбудется, я упокоюсь с миром.
— А если нет? — Императрица повернулась к мужу. У Криспина возникло ощущение, что он стал свидетелем давнего разговора, часто повторяющегося.
— Я не допускаю такой мысли, — ответил Валерий. — Тебе это известно, дорогая. Никогда не допускал.
— Тогда женись на ней, — сказала его жена очень тихо.
— Я женат, — ответил император.
— Даже ради того, чтобы упокоиться с миром после того, как умрешь? — Темные глаза смотрели прямо в холодные серые глаза в комнате, где сверкали свечи и золото. Криспину мучительно захотелось оказаться в другом месте, где угодно, только не здесь. Он не сказал ни слова о поручении Гизеллы, но, казалось, они все уже знают, словно его молчание не имело никакого значения. Разве только для него самого.
— Даже ради этого, — ответил Валерий. — Неужели ты действительно сомневаешься?
После долгого мгновения она покачала головой.
— Не сомневаюсь. — Императрица Аликсана продолжила: — Тем не менее в этом случае нам следует подумать о том, чтобы пригласить ее сюда. Если она каким-то образом сумеет уцелеть и выбраться оттуда, ее царское происхождение станет орудием против того, кто узурпирует трон антов — а кто-нибудь это наверняка сделает — когда она уедет.
Тут Валерий улыбнулся, и Криспин — сразу не осознав причины — ощутил дуновение холода, словно погас огонь. Теперь император не выглядел мальчишкой.
— Приглашение уже послано на запад некоторое время назад, дорогая. Я приказал Гезию послать его.
Аликсана замерла, затем качнула головой назад и вперед, выражение ее лица теперь стало несколько странным.
— Мы все глупы, пытаясь угнаться за тобой, не так ли, мой повелитель? И в шутках, и в пари, которые ты любишь. Ты не устал быть умнее всех?
Криспин, ужаснувшийся тому, что он только что услышал, выпалил:
— Она не может приехать! Ее убьют, стоит ей только заикнуться об этом!
— Или позволят уехать на восток, объявят предательницей и используют это как предлог для захвата трона, не проливая королевской крови. Полезно, чтобы держать вас, родиан, в узде, разве нет?
Взгляд Валерия был холодным, далеким, словно он решал какую-то задачу на шахматной доске поздно ночью.
— Интересно, хватит ли ума у знати антов поступить именно так. Я в этом сомневаюсь.
«Но ведь речь идет о реальных жизнях, — подумал Криспин, ужасаясь, — о юной царице, о народе страны, раздираемой войной, опустошенной чумой. О его доме».
— Разве они только части головоломки, мой повелитель? Все те, кто живет в Батиаре, твоя армия, твой собственный народ, который останется не защищенным на востоке, если солдаты уйдут на запад? Что сделает Царь Царей в Бассании, когда увидит, что твои армии покидают границу? — Криспин и сам слышал в своем голосе безрассудный гнев.
Валерий остался невозмутимым. Он задумчиво ответил:
— Ширван и бассаниды получают четыреста сорок золотых солидов в год из нашего казначейства. Ему нужны эти деньги. Его теснят с севера и с юга, и он тоже ведет строительство в Кабадхе. Может быть, я отправлю к нему мозаичника.
— Сироса? — сухо спросила императрица. Валерий слегка улыбнулся.
— Возможно.
— Я подозреваю, что у тебя не будет такого шанса, — сказала Аликсана.
Император несколько мгновений смотрел на нее. Потом снова повернулся к Криспину.
— У меня еще раньше, в тронном зале, возникло впечатление, что у тебя такой же склад ума, как и у меня, когда ты разгадал загадку Скортия. Разве смальта — это не кусочки головоломки, как ты выразился?
Криспин покачал головой.
— Это стекло и камень, а не души смертных, мой повелитель.
— Это правда, — согласился Валерий, — но, с другой стороны, ты не император. Когда правишь, кусочки становятся другими. Скажи спасибо, что твое искусство избавляет тебя от принятия некоторых решений.
Говорили — тихо говорили в течение нескольких лет, — что этот человек организовал убийство Флавия Далейна в тот день, когда его дядя надел на себя пурпурные одежды. В тот момент Криспину легко было в это поверить.