Дорога в Сарантий - Страница 109

109

Работать под началом повара, известного в Городе своим темпераментом, было не самым легким делом.

И все же Кирос за эти полтора года с удивлением открыл для себя, что ему нравится кухня. В приготовлении пищи скрывались свои тайны, и Кирос обнаружил, что размышляет о них. То, что это была не простая кухня и не простой шеф-повар, сыграло свою роль. Невысокий раздражительный человек с большим животом, который руководил здесь приготовлением пищи, был в Городе легендой. Некоторые считали, что он слишком много значения придает этому факту, но если повар может быть художником, то Струмос им был. А его кухня обслуживала пиршественный зал Синих в Сарантии, где иногда по вечерам задавались пиры на две сотни гостей.

Сегодня вечером Струмос, во всем блеске таланта, среди управляемого хаоса и зубодробительной ругани, руководил приготовлением восьми изысканных блюд для кулинарного празднества. Его кульминацией стала процессия из пятидесяти мальчиков — для этой цели вызвали и отмыли мальчишек с конюшни, — которые пронесли огромные серебряные подносы с сигами, фаршированными креветками под его знаменитым соусом вокруг банкетного зала под бурные аплодисменты и восторженные крики. Трубили трубы и развевались голубые знамена. Клар, главный мужчина-танцор Синих, в полном восторге вскочил со своего места за высоким столом и побежал целовать в губы Струмоса, стоящего в дверях кухни. Под крики и непристойный смех толстяк сделал вид, будто шлепком отгоняет маленького танцора, а потом склонился в поклоне в ответ на аплодисменты и свист.

Это была последняя ночь Дайкании, окончание еще одного сезона соревнований колесниц, и победоносные, прославленные Синие еще раз задали жару жалким неудачникам Зеленым как во время долгого сезона, так и сегодня. Ошеломляющая победа Скортия в первом забеге после перерыва станет одним из тех триумфов, о которых будут рассказывать вечно.

Вино лилось рекой всю ночь, как и сопровождающие его тосты. Поэт факции, Харделос, встал, пошатываясь, уперся ладонью в стол и прочел импровизированные стихи, подняв вверх бутылку:

Под громкие крики бурлящей толпы

Скортий летит, подобно орлу,

Под орлиным гнездом катизмы!

Слава прославленному императору!

Слава быстрому сорийцу и его коням!

Слава непобедимым Синим!

Кирос почувствовал, как мурашки побежали от восторга у него по спине. «Летит, подобно орлу». Это прекрасно! Глаза его затуманились от прилива чувств. Струмос, стоящий рядом с ним в дверях кухни во время короткого затишья, тихо фыркнул.

— Слабый стихоплет, — пробормотал он так тихо, что его услышал только Кирос. Он часто так поступал. — Старые фразы и избитые. Нужно поговорить с Асторгом. Возницы великолепны, кухня несравненная, как всем нам известно. Танцоры достаточно хороши. А вот поэта надо убрать. Надо убрать.

Кирос поднял взгляд и вспыхнул, поймав на себе взгляд маленьких, острых глаз Струмоса.

— Часть твоего образования, парень. Не поддавайся соблазну дешевых сантиментов, как и увлечению специями. Есть разница между похвалами масс и одобрением знатоков. — Он повернулся и потопал в жаркую кухню. Кирос быстро последовал за ним.

Позже Асторг произнес речь. Его лицо было покрыто шрамами. Когда-то он сам был самым прославленным возничим Города, а теперь стал факционарием Синих. Он объявил об установке новой статуи Скортия на стене ипподрома. Там уже стояло две его статуи, но обе были поставлены этими мерзкими Зелеными. Эта же статуя, как заявил Асторг, будет отлита из серебра, а не из бронзы, к вящей славе и Синих, и возничего. Раздался оглушительный рев одобрения. Один из младших поварят на кухне, испуганный этим шумом, уронил блюдо с засахаренными фруктами, которые приготовился нести в зал. Струмос осыпал ударами деревянной ложки на длинной ручке его голову и плечи, сломав при этом ложку. Эта ложка легко ломалась. Кирос заметил, что повар редко наносил серьезные повреждения, несмотря на всю кажущуюся силу его ударов.

Когда выдался свободный момент, Кирос снова остановился у дверей, глядя на Асторга. Факционарий пил непрерывно, но это мало отражалось на нем. У него находились улыбка и шутка для каждого, кто останавливался у его места за столом. Спокойный, внушающий доверие человек. Струмос сказал, что Асторг был главной причиной нынешнего успеха Синих на скачках и во многих других областях. Это он переманил Скортия и самого Струмоса, по слухам, все время разрабатывал новые хитроумные планы. «Интересно, — подумал Кирос, — каково это — быть известным в качестве главы факции, если сам когда-то был лучшим возничим, если в твою честь воздвигали статуи, произносили восторженные речи и писали стихи, сравнивая тебя с орлами и львами или с великими героями ипподрома всех времен? Тяжело? Наверное, — подумал он, но он не мог знать наверняка, не мог понять, глядя на Асторга.

Пиршество медленно приближалось к завершению, как всегда бывает с подобными мероприятиями. Вспыхнуло несколько ссор, кого-то сильно тошнило в углу зала. Колумелла, лошадиный лекарь, угрюмо сгорбился на своем сиденье, монотонно распевая древние песни Тракезии. Поздно ночью это было его обычное состояние. Он знал больше старой поэзии, чем Харделос. Сидящие по обеим сторонам от него крепко спали, уронив головы на стол среди блюд. Одна из молодых танцовщиц выполняла в одиночестве одну и ту же последовательность движений, снова и снова, с напряженным лицом, и руки ее трепетали, словно пара птиц, а затем падали по сторонам тела, и она начинала вращаться. Кирос, кажется, был единственным, кто на нее смотрел. «Она красивая», — подумал он. Другая пара танцоров увела ее с собой, покидая зал. Затем ушел Асторг, поддерживая Колумеллу, и вскоре в зале никого не осталось. С тех пор уже прошло некоторое время.

109